Из личного архива О.Д.
Первоначальный вариант авторского предисловия к сборнику "След зомби".
Полный объем, спорные заявления, детальный саморазбор текстов.
Июнь 1999.

Размышления над помойным ведром

Как это понять - "новые версии"? Зачем понадобилось автору переписывать собственные ранние вещи? Что в итоге получит читатель? Попробуем разобраться. Самому интересно.

Давно известно, из какого сора растут стихи. Из той же помойки черпается проза. Одного героя американской классики, впервые севшего за нормальный стол, раздражало, что "каждая вещь приготовлена сама по себе". "То ли дело куча объедков в помойном ведре! Перемешаешь их, они пропитаются соком и проскакивают как нельзя лучше". Более точного описания литературного процесса не придумаешь.

Чисто технически делать качественную прозу сложнее, чем стихи. Но базовый принцип все равно один. Живешь себе, никого не трогаешь. Копишь жизненный опыт. Детские психические травмы, мимолетные наблюдения, не осознанные до конца впечатления, не расшифрованные вполне озарения. Насилие и отношение к нему. Доброта и ее понимание. Любовь и представление о том, что это такое...

Смотреть-думать-оценивать-запоминать. Или смотреть-запоминать-не оценивать-не думать. Информация все равно будет обработана. Главное постоянно смотреть. Иногда через силу, когда объект наблюдения - ты сам… И в один прекрасный день оказывается, что объедки пропитались соком и начали как нельзя лучше проскакивать - только не внутрь, а наружу. Так рождается твой первый серьезный текст.

Но зачем он родился? Тут важно понять: даже если автор поставил своей жизненной целью спасение России путем написания книг, это всего лишь мотив. Мотивация лежит куда глубже, на самом дне помойного ведра. И если внимательно приглядеться к тексту, она всплывет. Желательно осознать свои проблемы раньше, чем это сделает критик. А то ведь у него мотивации пострашнее наших будут, и первая же непредвзятая (!) рецензия может литератора крепко ошарашить. И нечего дуться. Критики - санитары леса. Вы когда-нибудь разглядывали волка в упор? Неприятная собачка. Но это так, к слову.

Мне повезло. У меня были толковые советчики, да и сам я четко понимал, для чего пишу, и какие именно личные проблемы хочу стряхнуть на чужие плечи. Увы, ни то, ни другое не отразилось на КАЧЕСТВЕ текста. На первых своих книгах я элементарно учился писать. Да, это говорит профессиональный текстовик с пятнадцатилетним стажем, но такова правда жизни. Журналистика, копирайтинг и креатив - неплохой разгон перед книгой, однако только объем в двадцать листов показывает, насколько ты на самом деле хорош. Тут даже помощь извне не выручит. Большинство редакторов новой формации, говоря "стиль", подразумевает языковую норму институтского учебника, а что касается фактических "блох", то выловить их полностью никакой редактор не в состоянии. К тому же, некоторых корректоров смело можно сбрасывать на неприятельские базы. На страх агрессору.

Да и у автора под конец работы опускаются руки. Вычитывать по три раза собственную писанину - мучение. А подолгу вылеживаться в ожидании "свежей головы" нормальной книге не стоит - ведь за это время может радикально вырасти сам автор. И что тогда - картинно жечь рукопись? Ломать "исходник" сообразно с новыми взглядами на жизнь и литературу? Вмешиваться в законченный текст на уровне базового замысла - бессмыслица, книга всегда свое возьмет. Например, последнюю часть трилогии я пинками загонял в прокрустово ложе концепции, заданной первыми двумя. Но по ходу действия прошло уже сорок лет, новая эпоха породила совсем других людей. И добиваясь максимальной достоверности их характеров, я обнаружил, что личности героев начали диктовать развитие сюжета. Мальчишки с наслаждением растоптали систему ценностей своих предшественников. Это называется - хотелось как лучше, а получилось как Бог велел. Нет, крик души хорош, пока он первой свежести.

В итоге "Мастер собак", "Стальное Сердце" и "Братья по разуму" пустились в самостоятельное плавание именно такими, какими задумывались, и какими стали - яркими образчиками ЩЕНЯЧЬЕЙ ПРОЗЫ. Стоило бы выпустить эту трилогию под честным именем "Безотцовщина" (характерно рабочее название "Братьев" - "Убить отца"). Помойное ведро бессознательного разыгралось не на шутку и выплеснуло ярчайшую из щенячьих эмоций. Горечь молодого члена стаи, не успевшего (или не решившегося) придушить ненавистного доминанта при жизни оного. Стесняться тут нечего, да я и не скрывал, о чем на самом деле эти книги. На схожих проблемах незавершенного действия наросли целые пласты литературной культуры.

Так что острое желание автора произвести сквозную правку его ранних книг продиктовано отнюдь не концептуальными соображениями. Все проще. Трилогия была рабочим фоном, на котором формировались мои представления о МОЕЙ стилистике. Раньше я об этом не задумывался вообще, писал как дышал - и оказалось, что дышит автор не очень ровно. Только делая "Братьев" я понял, как именно мне хочется строить текст. Наработал критерии. О том, какую медвежью услугу эти критерии оказали "Братьям" - чуть ниже.

Кроме того, всплыли мелкие фактические огрехи, всяческие нестыковочки, бессмысленные повторения и чисто технические ляпы. Кое-что хотелось вернуть к "рукописному" исходному варианту, потому что редактура с корректурой из самых лучших побуждений вставали иногда поперек авторского замысла. Местами торчали резервные сюжетные линии и персонажи, которые так и остались невостребованными. Отдельные моменты вызвали у читателей справедливые вопросы и нуждались хотя бы в сносках. Другие, наоборот, утомляли длиннотами. И все это вкупе не давало автору спокойно жить. Очень мило, что сырой роман "Мастер собак" выставлялся на соискание всяческих премий, но в том, что он сырой - ничего хорошего. Ей-Богу, куда спокойнее, когда тебя вышибают на уровне номинации, но зато с вещью, за которую тебе не очень стыдно.

Короче говоря, едва забрезжила возможность собрать под одним переплетом всю трилогию, я предложил сделать новую версию. Что получилось? Рассказываю.

Публикуемые романы - доведенные до ума окончательные версии "исходников", которые сохранились у меня в архиве и вообще не подвергались вмешательству третьих лиц. Получилась авторская редакция в чистом виде. В результате книжки стали, во-первых, заметно короче. Во-вторых, местами основательно дополнены. В-третьих, очищены (надеюсь - максимально) от ляпов и неточностей. И наконец, тексты приведены (по возможности) в соответствие с нынешней стилистикой, характерной для торговой марки "Олег Дивов".

Фактически, если сравнивать то, что вы держите в руках, с уже издававшейся версией, расхождения есть почти в каждом абзаце (из тех, что сохранились). Зачастую они малозаметны, иногда осознанно скрыты. Но в целом получились совсем другие книги. Хотя на самом деле - те же самые (во как сказанул!).

Те же самые - потому что не пострадала атмосфера. Многие из читателей, которые ее прочувствовали, именно этот фактор ценили больше всего. Чтобы его не пустить на распыл, приходилось иногда со скрежетом зубовным отказываться от радикального переписывания громадных кусков другими словами. Вообще, в идеале "перечитатель" не должен заметить никакой разницы между старой и новой версией. При том, что я действительно лез едва ли не в каждый абзац.

Совсем другие - потому что они легче для восприятия. Это не значит, например, что приглаженный "Мастер собак" требует меньшей концентрации, дабы в него занырнуть. Но зато теперь плыть по тексту можно, не цепляясь за топорщащиеся слова. Да и персонажи не так отчаянно врут друг другу - временами я сам не понимал, кому верить.

Вообще, больше всего модифицирован именно "Мастер". Роман, изначально задуманный как "приквел" и маркетинговый эксперимент, все равно пострадал от характерного для любой первой книги авторского мандража. Понимая, что твоя первая книга запросто может оказаться последней, ты волей-неволей по максимуму засоряешь ее отходами своего мироощущения. Пытаешься высказать как можно больше. Чтоб потом хоть в могилу, но с чистой совестью. Недаром ранние вещи многих современных российских фантастов - не лучшие у них, но чертовски искренние и тем особенно красивы. "Мастеру" эта проблема авторского менталитета не пошла на пользу, он стал тяжеловат. Кроме того, случайно оброненное в первой части слово может заставить вас неожиданным образом повернуть сюжет второй и третьей. А в результате концы не сходятся с началами...

Хотя такой расклад можно было предположить задолго до. Очень уж заковыристым образом трилогия родилась на свет. Вторая часть придумана за три года до первой и отложена в стол из-за категорической невозможности ее опубликовать; первая вообще сконструирована искусственно, чтобы прощупать рынок; третья писалась от души и "для души", но оказалась самой профессиональной... Кстати, стоит в двух словах дать авторскую оценку каждой вещи по отдельности. Интересно, насколько мой взгляд отличен от вашего?

В принципе, когда "Сердце" и "Мастер" продумывались на уровне концепта, задача была сформулирована предельно четко. Я пытался расмотреть проблему жестокости "как ответа личности на ту жестокость, с которой общество навязывает этой личности несвойственную ей социальную роль". Вот они, мотивации - поперли из ведра, родимые! Я на свои вопросы ответы получил. Но удалось ли мне проговорить вслух то, что мучительно пытаются и не могут высказать другие?...

"Мастер собак" (в рабочем варианте "Плохо дело"). Формальные даты написания 1994-1996. Фабула книги родилась в 1993-м - сидели мы с Кармой на Воробьевых горах, смотрели куда-то вдаль... В результате трилогию открыл полутриллер-полубоевик, который я урывками кропал два года, ожидая, когда же настанет подходящее время. Нервный, местами заплетающийся язык. Нарочито утяжеленный сюжет. Герой, к которому нужно привыкнуть. Мне показалось забавным смоделировать поведение человека, растерявшего на жизненном пути все человеческие ценности. А получилась книга о любви. Сколько бы Мастер ни объяснял, как ему тошно на нашей планете, это только слова. На самом деле он отчаянно пытается социализироваться - "быть хорошим". Это закономерно: ведь Мастер не блещет талантами, у него нет той лазейки, которая позволила Тиму Костенко закуклиться в своей злобе на весь мир. Мастеру категорически некуда бежать. Оглянитесь вокруг, и увидите массу таких мучительно раздвоенных людей. Только в большинстве из них отсутствует тот нравственный стержень, который сделал Мастера персонажем, способным вытянуть на себе книгу. Этот трепливый пижон, который на словах ненавидит человечество, на самом деле умеет любить. Пусть его нежность сконцентрировалась на одной собаке и небольшой группе симпатичных неврастеников, но именно из любви к ним он совершает Поступок.

"Стальное Сердце". Энциклопедия психотронной войны, под завязку набитая документальной информацией. Детально продуманный и частично даже написанный, роман был фактически полностью готов к выводу на бумагу весной 1990 года и отложен на самую дальнюю полку у меня в голове. Незначительные дополнения появились в 1991-м - тогда окончательно сложилась датировка. Собственно текст делался на стыке 1996-97 гг. ровно четыре месяца - "железный стандарт" коммерческого автора. Нужно было просто сесть и записать. Пользуясь случаем, низко склоняю голову перед московскими журналистами Олегом Волковым, Владимиром Умновым и Юрием Ряжским. Их самоотверженная работа так и не была оценена по достоинству. Да и как ее адекватно оценить?

Где именно в "Сердце" кончается документальная повесть и начинается фантастический роман, сейчас уже не разобрать. Кроме шуток. По большому счету, в книге полностью выдуманы только несколько боевых эпизодов. Вся остальная мерзость описана как минимум по свидетельским показаниям третьих лиц. Но текст принципиально строился так, чтобы максимально переплести реальность и вымысел, и по прошествии десятилетия фильтровать его - полная безнадега. Ведь некоторые факты и события попросту стерты из моей памяти. Я сделал это лет восемь назад, используя нехитрую, но эффективную психотехнику, и очень доволен. А вытащить это shit обратно - в одиночку не сумею и по доброй воле не соглашусь. Учитывая, что все клинически нормальные участники событий (люди бывалые и не робкого десятка) перманентно находились в состоянии трясущихся поджилок... Короче говоря, автор свои долги отдал и на сегодняшний день психотронику видел в гробу. Более того, он не имеет ни малейшего права уверять кого бы то ни было в реальности даже некоторых из описанных событий. Сойдемся на том, что это сплошной вымысел.

И не моя вина, что "Стальное Сердце" - книга о ненависти. Задерганная, озлобленная и чертовски одинокая зараза двадцати двух лет от роду, которая эту вещь сложила по кирпичикам, всего лишь по-честному отразила реальность в кривом зеркале своей личности. И Тим Костенко - которого нам так не хватало в те поганые денечки, - тоже очень честно сработанный персонаж. Не плохой и не хороший, на свою беду наделенный редкостным даром. Парень, у которого все человеческие ценности на месте, но нет никакой возможности найти общий язык с миром людей. Существо, жестоко выдавленное обществом вовне. Признаюсь, мне стоило определенного усилия дать ему полную свободу действий и не глушить некоторые его агрессивные импульсы. Даже через сорок лет "книжного" времени Тим периодически срывается, выказывая землянам свое презрение. Естественно предположить, что он не особенно счастлив там, у себя, где-то "наверху". Но ведь ему здесь не было бы хорошо. Он для этого слишком далеко отстоит от нас.

И наконец, "Братья по разуму". Придумано в 1994 году - когда на моих глазах образовалась житейская коллизия, ставшая основой книги. Как ни странно, язвительный подтекст названия почти никто не разглядел. Так бывает, если читатель фиксируется на фантастических допущениях и пропускает мимо глаз конкретные человеческие проблемы. В рамках трилогии это моя любимая вещь. Жаль, что ее истинные достоинства остались незамеченными... Чуточку жаль. Меня иногда ругают за отсутствие в тексте четко выраженной авторской позиции (смешная претензия, я все-таки не манифесты пишу). Так вот, "Братья" - единственная моя книга, где автор торчит изо всех щелей и даже имеет наглость высказывать личные оценки. А лучшее из "Братьев" в этом плане - эпиграфы к главам. Вот он, Дивов О.И., совершенно непричесанный [по техническим причинам эпиграфы, которыми изначально предварялась каждая глава каждой книги, в "След зомби" не вошли, они доступны либо в ранних версиях, либо в "покетном" издании трилогии после 2001 года - примеч.авт.2003].

Между прочим (давно хотел об этом сказать), сцена НЛП-соблазнения в ресторане выписана профессионалом. Сложись те же обстоятельства в реальной жизни, глупышка Сэмми действительно рванула бы по указанному адресу. И что-нибудь обязательно произвело бы на нее неизгладимое впечатление...

Итак, "Братья". По сюжету - типичный квест. Полгода работы в 1997-м. И неожиданный результат. Роман не понравился. Его покупали как сиквел, но не принимали как отдельно взятую книгу. Если обратиться к внешним факторам - понятно, в чем дело. Последняя часть выбилась из общей стилистики трилогии. В ней почти не осталось той нервной звенящей ноты, которой отличались первые две. На самом деле я просто расправился с косноязычием и многословием, почему-то устойчиво ассоциирующимися у некоторых категорий читателей с серьезной литературой.

В то же время, если копнуть глубоко, в "Братьях" действительно не хватало болячки, которая назойливо лезла в глаза с каждой страницы первых двух частей. Загвоздка в том, что герои "Братьев" - хотя и озабоченные тайной своего рождения, но в остальном вполне благополучные молодые люди, - элементарно не могли эту болячку породить. Выросшие в относительно свободном обществе, два Игоря оказались просто не в состоянии вести себя так э-э... вздрюченно, как их предшественники. Старшие, решая чисто личную проблему, могли с одинаковой легкостью спасти насквозь прогнивший мир или взорвать его, чтобы дальше не гнил. Младшие же, не имеющие к этому миру столь фундаментальных претензий, готовы в первую очередь изменить себя - дабы лучше мир понимать и умнее на него воздействовать. Такое отношение к жизни разбило старших и младших героев на два полярных лагеря. Между ними та же пропасть, что разделяет сейчас озверевшего русского и заевшегося европейца. Бездонная и непреодолимая. Пропасть, которая существует до того момента, пока не рискнешь сделать шаг в пустоту и обнаружить, что под ногой твердо...

Но это уже совсем другая помойка.

Первый русский профессиональный литератор, Пушкин, говаривал, что "пишет для себя, а печатает для денег". Проблема любого коммерческого автора, особенно сейчас, когда доходы от публикаций упали в три-четыре раза - соблюсти баланс между рыночной конъюнктурой и собственными эстетическими предпочтениями. Если этот баланс отлавливается как бы сам собой, выныривая из "помойного ведра", все нормально. А вот когда желание аккуратно разложить по одному трупу на каждую страницу приходит от головы, когда выстраиваются схемы и графики... Фу. Но такова наша самая раскупаемая проза - извините за каламбур, проза жизни.

Приходят и уходят странные авторы. Возникают ниоткуда, издаются почти что марининскими тиражами, потом рынок пережевывает их. Год, два, максимум три - человек исчезает. Может, он возродится под другим псевдонимом. Или вольется в коллектив, выдающий ежедневно на-гора по авторскому листу жвачки, на обложку которой впору прилепить лейбл "гарантия издателя: из-за этой книги вы не проедете свою остановку метро".

Я не хочу сейчас никому доказывать, что этот процесс - естественный, и позорные квазидетективы какой-нибудь Маши Какашкиной всегда будут находить спрос. Достаточно вспомнить историю отечественной литературы. Точнее, историю ее продаж. И если не успокоиться, то хотя бы перестать рвать на себе остатки волос, предрекая закат русской фантастики.

Тем более, что в нашем секторе положение несколько особое. Идет опять-таки живой процесс, он недавно сдвинулся с места, но кажется, его не остановить. У фантастики более разборчивый и компетентный потребитель (за что ему большое спасибо). Откровенная лажа здесь или отсекается вообще, или уходит в четко обозначенные глубокие ниши, не создавая опасной конкуренции двадцати-тридцати "формообразующим" авторам.

Авторам, которые не держат своего читателя за козла.

Возможно, это самообман (если верить законам Паркинсона - точно). Естественно, мне гораздо веселее меряться силами с людьми, которых я уважаю, и на совместно унавоженном поле, нежели с машами какашкиными, чья территория - выжженная земля, и против которых у меня нет ни одного козыря. Но пока удается ежегодно распродавать хотя бы полсотни тысяч экземпляров моей писанины, я готов не жаловаться, а долбить по клавишам. Хотя иногда накатывает тоска, и хочется оборвать зависимость от треклятой помойки, выхлоп которой чертовски нестабилен. Слыхали когда-нибудь такое: "плановый творческий кризис"? Это временное состояние полной опустошенности, которое удалось предугадать заранее и соответственно урезать семейный бюджет.

Где-то у меня внутри скрежещут канты горных лыж и свистят артиллерийские снаряды. Грохочет типография и шелестит компьютер. Улетает в канаву машина, падает сбитый на дороге человек. Метит в голову сапог, дерет кожу асфальт. Чужая кровь. Чужие слезы. То же самое, уже не чужое. Ревматическая атака, подкрадывающаяся слепота. Постоянные морги-гробы-могилы-поминки. Длинные коридоры на улице Правды и циклопические интерьеры Останкино. Сто граммов перед завтраком по будням, чтобы не было противно идти на службу. Битва за клиента, окопная война с заказчиком. Какие-то переговоры, разговоры, заговоры, наговоры. Постулат "минимум раз в год нужно менять женщину, работу и круг общения". Щенячьи радости, взрослые потери. Необратимые поступки. Жесткие решения... Нет, это же надо иметь такую безжалостную память! Вот она, моя помойка, на которой растет проза. Набор инструментов, которым я зарабатываю на жизнь.

Спасибо всем, кто голосует рублем за то, что это интересно.