ЖЕНСКАЯ ПРОЗА И БАБСКАЯ ПРОЗА - ДВЕ РАЗНЫЕ ВЕЩИ!

Начнем, пожалуй, со следующего. Фантастика - это достаточно древний жанр, и изначально он был отдан на откуп мужскому полу, то есть нам :-). Как получилось так, что женщины вторглись, понимаешь, в исконно мужское поле деятельности? :-) Как они туда попали и что они там делают?! :-)

Дмитрий Володихин: Я, вообще-то, думаю, что фантастика - та, которую мы знаем - не очень-то и древняя. Она появилась на рубеже XIX-XX веков и расцвела уже в середине XX века. Наша советская фантастика золотой поры андрогинна, среднепола. Мужик ли пишет, баба ли - все равно. Они примерно пишут одно и то же, и Ариадна Громова совершенно не отличается от Дмитрия Биленкина. И Журавлева, скажем, не будет отличаться от какого-нибудь Днепрова по своему стилю. И психология пола в тексте не выражена никак. Женская фантастика началась в девяностых, может быть, отчасти предтечей женской фантастики была Ольга Ларионова. Искренне уважаю ее как писателя, любил когда-то ее читать, но она была, пожалуй, единственной такой пташкой, которая умела это делать. Умела производить впечатление не на читателей, а на читательниц. По-настоящему женская проза возникла с начала девяностых годов, вот и все. А почему это так…

Олег Дивов: А я вот думаю… (оооочень долгая пауза)

Олег Марьин: Я думаю, что прежде всего женщин-фантастов просто меньше, и среди них меньше звезд, чем среди мужчин. И, пожалуй, это - единственное наблюдение, которое я могу сделать. Почему это так - я не знаю.

Дмитрий Янковский: Дело в том, что я никогда этот вопрос не анализировал, потому что лично для меня вообще никакого интереса не представляет - женская проза или мужская, женщина пишет или мужчина пишет, читатели-то все равно одни и те же.

Ну, к вопросу о читателях мы еще вернемся… потом…

Олег Дивов: Думаю я!…Вопрос-то дурацкий…

А я ведь с самого начала предупреждал… И не дурацкий, а провокационный:-)…

Олег Дивов: По-моему, у нас очень часто подменяются понятия "женская проза" и "бабская проза". Женская проза - ну, это, допустим, Франсуаза Саган, местами - Александра Сашнева; а есть бабская - сопливая, бездарная, противная, неприятная. Не знаю даже, как сами женщины читают.

Получается, что у нас бабской прозы, к сожалению, гораздо больше, чем женской. Это можно как-то объяснить, на твой взгляд?

Олег Дивов: Естественно. Ты никогда не прикидывал, какое на свете процентное соотношение дураков? Процентов восемьдесят!

Дмитрий Янковский: Макс, я могу сказать… я давно думал вот над этим просто, и сформировал для себя вполне четкое мнение на этот счет. На стыке восьмидесятых годов, середины восьмидесятых годов, прошла волна писательства как такового, писателей. То есть одна волна должна была смениться другой волной. А между волнами всегда есть такая тихая заводь, когда публикуют книги - не писателей вообще. И вот сейчас отголоски этого момента и есть. Но сейчас они все умрут и опять останутся писатели. И их мало будет. Вот если раньше были - кто там?… Стругацкие, Крапивин, Геворкян… ну кто там еще был? кого читали?… Кир Булычев…

Да вообще-то много было…

Дмитрий Янковский: Да нет, не много! В том-то и дело, что немного! Мало было писателей. Снегов был, ну, Тупицын - со скрипом… хотя это уже, конечно, на грани фола. А неписателей, которых публиковали - их огромное количество. И то, что Олег назвал бабской прозой - да никакая она не бабская! Мужской такой же прозы - валом было, и валом же ее публикуют - "Абсолютное оружие" возьми, там до фига ее, такой прозы…

Олег Дивов: Дим, я перебью… Ты под неписателями понимаешь тех, кому лучше бы не надо было этим заниматься?

Дмитрий Янковский: Да!

Олег Дивов: Ну вот то же самое я под "бабской прозой" имел в виду…

Дмитрий Володихин: Неписатель - это хреновый писатель, а бабская проза - это проза тех баб, которые плохо пишут.

(тотальный смех)

Олег Марьин: А мне кажется, что бабская проза написана строго для баб, но гораздо меньше мужской прозы - пусть даже из числа плохих писателей - которые написаны строго для мужиков. Я думаю, то, что пишут плохие писатели - мужики, женщины тоже читают. А вот то, что пишут плохие писатели - женщины, то есть то, что Олег назвал "бабской прозой", читают именно женщины. В этом, наверно, отличие. А вот то, что Олег назвал "женской прозой", то есть более приличной - она более универсальна, то есть ее трудно разделить по половому признаку читателей.

Дмитрий Володихин: Я не совсем согласен… Как раз так получилось, что я на эту тему делаю статью для "Если", и идея вот какая - женская фантастика действительно появилась в начале девяностых, потому что разрушены были все основные ориентиры, по которым сам себя идентифицировал живший в Союзе человек. Он не понимал - чего он гражданин, во что он верит и в конце концов начал разбираться с основами - к чему он уж точно принадлежит. К какому-то полу он уж точно принадлежит? Ну, хорошо - "я-мужчина", "я-женщина". И он начал формулировать для себя - что такое "я-мужчина" или "я-женщина". И женщины первыми развернулись. Дело не в том, что женщины более устойчивые к потрясениям…

Дмитрий Янковский: Они гораздо меньше "граждане", чем мужчины!

Дмитрий Володихин: Может быть, может быть… Они первыми сообразили - что это надо писать, это востребовано. И первыми начали… ну, если не исповедоваться, то психологию пола вкладывать в текст. Не обязательно хороший текст - андрогинный текст. Может быть и наоборот. Психология пола, вложенная в текст, может давать как очень хороший результат, так и очень плохой. Проза там Сашневой или Хаецкой, допустим - она ярко выраженная женская, потому что там психология пола очень хорошо в тексте просматривается. Бывает хорошая проза и плохая проза. А, например, проза Угрюмовой - там тоже прекрасно вложена в текст психология пола, а получается дерьмово. И смысл здесь в чем? Сначала они показали, что в тексте можно, не глядя на различные общественные установки, высказать чаяния, грезы, архетипы может быть, которые заложены очень глубоко в психологии, и высказали все это. А потом выяснилось, что уже нам понадобилось определять - а что мы такое? Мужской пол - это что? Чего мы хотим, чего добиваемся? Только на самом деле! Не то, что принято думать - мужчина хочет вот этого, а то, что на самом деле где-то в глубине спрятано; может быть, это глупо, может быть, это некрасиво, может быть, это банально. Именно оно и есть ядро. А может быть, это красиво, неглупо и небанально. И вот в ответ, собственно, на женскую прозу, и родилась мужская. И, скажем, мачизм, который крылся у Злотникова, у Орлова, у Головачева - это один вариант того, что хочет мужчина. Есть в России культ спецназовца - это то, чего не хватает в нормальной жизни. И две трети мужского населения России, которые толком-то и не знают, что это такое, мысленно примеряют на себя камуфляж, черный берет, и хочется быть крутым, и строчить из автомата, и так далее. Опять-таки - сталкиваясь с настоящими вещами он, может быть, этого никогда уже не захочет. Но, тем не менее, желание-то есть, поэтому эту литературу будут читать. Но - у женщины есть стереотип амазонки, принцессы, менестрельки, магички. У нас - мачо. А что еще? У нас есть "офицер-служитель" у Рыбакова, у нас есть человек, которому чудом досталась некая сила, и который с помощью этой силы со своего пути сбрасывает все барьеры и бревна. Это Громов - "Вычислитель"…

Тот же Рыбаков - "Человек напротив".

Дмитрий Володихин: Да! Рыбаков, "Человек напротив".. А, нет, не совсем… Вот у Лукина в "Зоне справедливости" есть и у Рыбакова в рассказе… господи… "Один день Ивана Ильича", что ли, рассказ называется… там есть еще человек, который точно осознает, что никакая чудесная сила к нему не придет, а сам он ни на что не способен, потому, что он - хилый интеллигент, и в лучшем случае он будет защищать какие-то определенные принципы…

Обращаясь к все тому же Рыбакову - "Трудно стать богом"…

Дмитрий Володихин: Ммм.. да! И там человек в лучшем случае может красиво собой пожертвовать. Броситься под машину, например. Или, уж я не знаю, другая форма - изменить жене. Вот он пытается защитить то, что у него внутри есть, за что он цепляется. И основная масса мужчин, которые существуют в России - они под эту категорию подпадают. Они единственно, на что способны - это на красивую жертву. К сожалению… И есть тип достаточно редкий и не всеми воспринимаемый, но для меня очень привлекательный - это то, что Олег - не во всех романах, а, скажем, в "Толковании сновидений" описал - это тип мужчины-хозяина, господина, мастера. Его можно условно назвать скалолазом - он набирается опыта, который действительно можно получить в реальной жизни, и с помощью этого опыта карабкается к вершинам. Он поставил себе цель - и он к ней идет. Это еще одна такая константа, которая заложена очень глубоко. Это наш вариант, я уж не знаю, магички или менестрельки там, это тот тип, который в мужской башке никогда не иссякнет, точно также, как в женской не иссякнет тип магички и менестрельки. Наш ответ Чемберлену, что ли…

Понятно. В таком случае, если мы абстрагируемся от женской прозы и бабской прозы - которая не проза вообще, и будем говорить только о женской и мужской прозе в фантастике - можно провести меж ними какую-то границу? Если можно так выразиться - водораздел? Есть какие-то типичные черты, присущие только им?

Дмитрий Янковский: Да нет, их ничего не отличает. В любом случае - хорошую прозу, современную хорошую прозу, должно отличать - независимо от мужской и от женской - психология пола внутри, то, что сказал Володихин. Она просто получается честнее и, соответственно, интереснее. А водораздела никакого нет.

Возвращаясь к вопросу о читателях. Может быть так, что у женской и мужской прозы есть разные читатели, или человек с одинаковым успехом будет поглощать и ту, и другую прозу?

Олег Марьин: Я вот хочу сказать здесь, что вообще очень интересно об этом подумать, приведу даже конкретный пример. Трускиновская заинтересовала меня как читателя маленькими рассказиками, опубликованными в "Если". Я купил ее книгу и жена моя прочитала ее передо мной - с огромным удовольствием. Ей понравилось там, "Монах и кошка", кажется… И вот именно эту вещь я сейчас читаю. И моя жена говорила: "Это так по-женски, я так все понимаю…". И я специально для нее купил еще книгу Трускиновской…

Специально для нее. А для себя?

Олег Марьин: Ну… просто она была… обычно я прочитываю первым книжки и ей советую, что мне понравилось. Но в данной ситуации, значит… вот… получилось наоборот. Я начал читать эту вещь и пока - не знаю, сколько я там прочитал, меньше половины где-то - я пока не понимаю, что в ней хорошего. Мне кажется, что она довольно-таки обыкновенная; может быть, в конце там все раскроется… Моей жене было интересно читать сам текст, то есть ее текст вел. То есть, наверно, существуют-таки разные аудитории. Хотя вот другие ее рассказы мне очень понравились.

Дмитрий Володихин: Вот пример, близкий к тому, что говорит Олег. Есть у Марии Семеновой цикл "Волкодав". Все-таки она - одна из матерей российской фэнтези женской. Ну что? читает моя мать и я. Мать испытывает огромное наслаждение: "Купи мне еще!", я после сотой страницы начинаю скучать. Мне неинтересно и для меня это как-то даже не вполне естественно.

Дмитрий Янковский: Вопрос: а Франсуаза Саган?

Дмитрий Володихин: А Франсуазу Саган я, к сожалению, очень плохо знаю. Мне многие женские вещи очень нравятся. Испытываю огромное наслаждение от Хаецкой. Мне очень нравится Копылова, мне нравятся - пусть не все - вещи Елисеевой. Мне нравится роман Сашневой "Наркоза не будет", Ларионова мне очень нравилась. Но понимаете, какая вещь - все зависит от набора инструментов. И если что-то отличает текст помимо психологии пола - это набор инструментов, который мы выбираем. Женская проза, как мне кажется - это проза состояний, мужская проза - это проза действий. Мы можем слегка сдвинуться, но когда женщина избирает инструментарий, близкий к мужскому, то есть она делает прозу действий, читать не очень интересно.

Дмитрий Янковский: Когда я читал "Предателя" Дивова, например, я понял, что он умеет состояниями писать...

Олег Марьин: Пожалуй, я соглашусь с тем, что мужчина больше пишет тексты действий, а женщина - больше тексты состояний, а вот есть и тексты мыслей. То есть наверно мужчинам больше интересно - не знаю, согласятся со мной присутствующие? -написать фантастическую вещь, интересную своей идеей. Или я ошибаюсь и просто женских текстов меньше?

Дмитрий Володихин: Не знаю, мне все же кажется - в равной степени.

Олег Марьин: И еще я хочу сказать - вот здесь Дмитрий Володихин говорил, что женская первой определилась именно как женская, потом мужчинам пришлось определяться тоже - как мужской прозе. Но мне кажется, ярко выраженного полового, так сказать, вектора нет на том уровне, как мы говорим - в женской прозе, а не в бабской. В бабской как раз есть очень сильный женский вектор - они определили: "вот наша женская проза". Для качественной мужской и женской прозы это не так сильно действует.

То есть получается, что женщины завоевали себе некий приоритет более ранним выходом на этот рынок?

Дмитрий Янковский: Нет, они просто более устойчивы к пертурбациям, происходящим в обществе. Женщина гораздо больше именно женщина, чем гражданка страны.

Дмитрий Володихин: Быстрее очухались…

Вот у нас и разговор переполз с женской прозы на разговор "за женщин" как таковых.

Дмитрий Янковский: А потому, что нет никакого водораздела, по моему мнению. Говорить о женской и мужской прозе нет смысла, и если есть смысл говорить - то о женщинах и мужчинах.

Олег Дивов: Я тут сидел, думал и понял внезапно, что такое идеал мужского, действительно мужского виденья мира и как раз роман мыслей - в худшем виде. Это Ефремов! (общий смех) Не люблю фашиста! (общий долгий смех) Явный мачо, совершенно мужицкие вещи.

Дмитрий Янковский: Насчет "Лезвия бритвы" я с Дивовым согласен на все сто пятьдесят семь процентов, особенно его толкование целесообразностей…

Вот далось вам всем сегодня слово "толкование" и все его производные!…

(общий смех, больше всех выделяется почему-то партия Дивова :-))

Дмитрий Володихин: А я согласен… Скорее всего - и "Туманность Андромеды" тоже.

Олег Дивов: И "Туманность Андромеды" тоже! Там это просто не так явно, но там уже надо понимать - кто это писал, зачем он писал…

Дмитрий Янковский: А в "Лезвии бритвы" он просто не стеснялся…

Олег Дивов: …тем более - по ранним рассказам…

…а теперь с женщин тема плавно перешла на Ефремова…

Дмитрий Янковский: А на самом деле ничего удивительного нет, что это перешло на Ефремова, потому что Ефремов - это особенный писатель, его читали примерно… ну, я его читал примерно в то же время, когда я читал Стругацких, но как бы немножко раньше. И читал я Ефремова потому, что мне подсунули его родители. Сам бы я его не взял.

Да и больше нечего было подсовывать в то время. Ну, Казанцев еще…

Дмитрий Янковский: Но не в этом дело! Если бы был выбор между Ефремовым и Казанцевым, то мой выбор в то время был за Ефремова. А почему? У меня был юношеский гипертоксикоз. И все вот эти иллюстрации в обтянутых костюмах - это, собственно говоря, была тема для дрочки.

(буйный запорожский гогот присутствующих)

(указуя перстом на диктофон): А вот оно, между прочим, пишет!

(коллективный хохот)

Дмитрий Янковский: Это я вижу, что оно пишет. Но оно же так и есть! Как писатель, он ужасен! Но вот на этом юношеском фоне он классно прокатывал.

Дмитрий Володихин: У него очень хорошо - и до сих пор очень хорошо - смотрится только одна вещь. С моей точки зрения, Ефремов как писатель давно погиб…

Дмитрий Янковский: …"На краю Ойкумены"…

Дмитрий Володихин: …а хорошие вещи - только ранние. Действительно, "На краю Ойкумены", и, прежде всего - рассказы сороковых годов. Геологические рассказы, палеонтологические…

И все-таки, возвращаясь к тематике женщин в литературе, женщин и литературы, женской литературы и всего, что только можно образовать от этих слов…

Владимир Станкович (подбегая к столу): Я вот опрометчиво устранился…

Оп-па… Ну раз так опрометчиво ушел - ну скажи что-нибудь хорошее!

Владимир Станкович: Это Владимир Станкович, зам. главного редактора журнала "Звездная Дорога"…

…опрометчиво вернулся… и мы сегодня без титулов…

(смех)

Владимир Станкович: У меня сейчас взгляд чисто утилитарный, редакторский и литагентский. Обратите внимание, ведь чтобы там ни говорили, но основная масса читателей фантастики - это мужчины. И неудивительно, что основная масса писателей-фантастов - это мужчины, пишущие для мужчин. Причем для мужчин в основном подросткового и юношеского возраста…

Это уже какой-то журнал "Плейбой" получается, а не фантастика…

Владимир Станкович: Возьмем, например, серию "Абсолютное оружие". В ней - а это где-то сто с лишним наименований - вышло всего две женщины. Первая - это известная многим из присутствующих Мария Симонова, книги которой можно охарактеризовать как "мачизм в юбке"…

Дмитрий Володихин (как-то обреченно вздыхая): Амазонки…

Владимир Станкович: Нет, как раз ее герои - это мужчины.

Серия "Абсолютное оружие" - это тоска по большим мышцам, лазерному прицелу в глазу и берету, лихо заломленному на какое-нибудь из ушей…

Владимир Станкович: Да...

Дмитрий Янковский: Эта серия к литературе отношения не имеет…

Олег Дивов: …в большинстве случаев.

Владимир Станкович: И вторая - это изданная при моем участии тверская писательница Ирина Крупенникова.

Олег Дивов: Ты забыл еще двух, как минимум. Это разовое было выступление - Синявская и потом, Максим Голицын. Мы еще не знаем, сколько таких Максимов Голицыных!

Владимир Станкович: Я имею в виду тех, кто вышел с открытым забралом и заявил о себе именно как о женщине в фантастике.

Кстати, а чем может быть обусловлено такое желание женщин - особенно в начале было заметно - спрятаться под каким-нибудь псевдонимом? Под мужским или под англоязычным, а-ля Меделайн Симмонс…

Дмитрий Янковский: Я, как проработавший в разных издательствах редактором, знаю по крайней мере одну сторону этой медали. А заставляют редакторы такие вещи публиковать под мужским псевдонимом!

Дмитрий Володихин: Во-первых, я полностью согласен, а во-вторых, в начале девяностых запрос был больше все-таки на западную фантастику. И тогда женщинам действительно давали псевдонимы какие угодно - мужские, женские, только бы англоязычные. И Меделайн Симмонс - это как раз такой… я даже не знаю… выкормыш своего времени.

Дим, тогда у меня к тебе персональный вопрос - как к почетному редактору всего на свете сразу. То, что присноужасные и страшные звери редакторы заставляют женщин брать мужские псевдонимы обуславливается-то чем?

Дмитрий Янковский: Ничем не обуславливается. Дело в том, что редактор - а чаще не редактор, а менеджер по продажам - продает не хорошие вещи. У него есть привычка - продавать. То, что у него продавалось уже, он старается сдублировать, склонировать, что угодно сделать. Но он любит продавать то, что умеет продавать, потому что продавать другое - нужно уже другое умение.

Дмитрий Володихин: Тут вот какая вещь. Женщины пишут под мужскими именами, когда то, что они пишут, можно условно присоединить к понятию НФ. Если это фэнтези, то там женщины уже признаны, там ничего менять не надо. Да там и читательниц столько же, если не больше, как и читателей. А вот в научной фантастике по-прежнему преобладают мужчины-писатели и мужчины-читатели. И там действительно продать женщину-писателя малость посложнее…

Дмитрий Янковский: Дополню Диму Володихина… Дело в том, что женщины - лучшие из них, вот как Дивов сказал, что есть писательницы - они способны генерить очень оригинальные, именно фантастические идеи. Я не понаслышке могу сказать, что женщины на это способны и делают это с большим успехом.

Такая вот штука получается… Дай-ка я Семенову попрепарирую, что ли, немножко… Повивальная бабка русской фэнтези, крестная мать всего русского-фэнтезийного. Одна моя знакомая барышня, когда честно осилила аж цельных два тома "Волкодава" - тогда это был весь цикл, черт знает, сколько их сейчас… - так вот, вынесла вердикт: "У автора тоска по самцу". (общий смех) Это, я повторяю, не я сказал! Это сказало существо женского пола!!! Волкодав, здоровенный, могучий мужик с располосованной харей, бродит… женские персонажи где-то там в тени болтаются… Самец с мечом наперевес…

Дмитрий Янковский: Нет, Волкодав - он не самец…

Неужели самка?!…

Дмитрий Янковский: …и это заметили на том же "Звездном Мосту", где на него эпиграмму написали… Что это - самец без приличествующих самцу половых органов, то есть все у него присутствует, что должно быть у самца, кроме того, что его, собственно, самцом и делает…

Дмитрий Володихин: Стоп-стоп-стоп… господи, как же там… "…мужского много в нем начала, мужского нету в нем конца"…

Все же я вернусь к тому, на чем прервался… В свое время пан Анджей Сапковский говорил, что хлынувшая лавина женских вещей есть не что иное, как женский ответ на вопрос "А хрена ль одни мужики пишут?!! Чем мы хуже?"

Дмитрий Янковский: Сапковский на самом деле устроил стеб, причем стеб профессиональный, как и все, что делает Сапковский. Поэтому он как профессионал над этой ситуацией простебался…

Когда он составлял свой личный Top 12, он обмолвился об огромном количестве второсортной женской прозы - в России тогда этого, видимо, еще не было, в Польше уже вовсю было - с жуткими дамскими комплексами…

Дмитрий Володихин: А что такое "дамские комплексы"? комплексы есть не только у нас…

Но даже и у них…

Олег Дивов: У поляков?…

Это я про всех. Поляки бывают разные, я вообще протестую как человек, несущий в себе какие-то там атомы польской крови… Считать это комплексом!

(смех)

Вот, видимо, так. Возвращаясь к вопросу читания и писания - свой читатель у женской прозы есть?

Дмитрий Янковский: Хорошей прозы?

Нет, с хорошей-то как раз все понятно…

Дмитрий Янковский: А другой не существует. Проза или есть, или ее нет.

Олег Дивов: Существуют стереотипы, возвращаясь все к той же Франсуазе Саган, которая красивые вещи делает и с удовольствием это можно читать. Но существуют стереотипы, что мальчики читают мальчиков, а девочки читают девочек. И должна быть какая-то инициация, должен быть первый толчок, чтобы человек хотя бы взял это в руки.

Дмитрий Володихин: У меня была эта инициация, когда я Ольгу Ларионову начал читать "Леопард с вершины Килиманджаро", в котором было значительно меньше вот этого женского начала, чем в других ее рассказах. "Соната ужа" и все вот это вот…

Дмитрий Янковский: Честно говоря, я редко когда обращал внимание на фамилию автора. И вот что говорить о "Сонате ужа" - я был уверен до нынешнего момента - не зная, кто это написал - что это написал мужчина… А "Человек-амфибия" Беляева - это женская или мужская проза?

Это уже мне вопрос?

Дмитрий Янковский: Ну раз был задан такой вопрос :-). Вот если без авторства? А "Ариэль"?

Туше…

Олег Дивов: Гут…

Полное туше… Говорят, что где-то водится такое существо, как "среднестатистический читатель". Ужасное такое существо, обычно он табунится возле книжных палаток, насколько я знаю. Надо бы провести исследование, но я не зоолог. У них есть стандарты - вот мужская фэнтези (это здоровенный дубина-качок, у которого все мозги ушли в бицепсы, с какой-нибудь оглоблей на плече), вот - женская фэнтези (это такие субтильные барышни с бюстами, разрывающими одежды - Вальехо постарался - которые колдунствами всякими занимаются). Эти стереотипы кочуют и по книжкам, чтобы они продавались - это все-таки рынок. Применительно к теме нашей беседы - как быть с этими стереотипами?

Олег Дивов: Так пусть этот табун их и читает… Ты заметил, что мы с Янковским все время как-то стараемся сбить тебя? Потому что нас в принципе это стадо не очень интересует…

А тут вообще собрались люди, у которых нельзя ничего брать на диктофон, потому что вот эти двое все время пытаются куда-то сбить, а товарищ Володихин все время отвечает такими монументальными трактатами, к концу которых уже забываешь, а какой вопрос-то был :-)

(общий смех)

Дмитрий Володихин: Я тебе завещаю свой труп, ты на нем потопчешься…

Да нет, я не некрофил, а в Мавзолее уже места свободного не осталось…(смех) Поэтому придется что-то другое делать…

Дмитрий Янковский: Вот если провести анализ, сколько людей на сегодняшний день читают серию "Абсолютное оружие" - не в процентах, а в тысячах, и сколько людей читают Кортасара, Саган… Дело в том, что есть еще такое понятие, как скука. Мне было бы скучно писать то, что мне самому не нравится. А вот ту прозу, о которой ты говорил - мне ее не нравится читать. Меня можно бить за это ногами, но мне не нравится - мне это скучно. Я не могу никак опираться на мнение этого, может быть, большинства, оно мне просто неинтересно. Я ни в коем случае не хочу показать это как пальцовку, это, может быть, даже мой недостаток. Особенно недостаток как писателя, хотя это слово по отношению к самому себе у меня очень редко появляется на устах, потому что это особенное слово. Писателями я могу назвать Стругацких, Геворкяна, от которого у меня в детстве болезнь была - минометы из водопроводных труб мастерил…

(общий хохот)

Я был болен этими вещами и я считаю этим писательством. Потом - я не помню автора - в сборнике было "Вермудский четырехугольник или Возвращение Редькина" - это, я считаю, написал писатель и это было действительно профессионально. Замечательная совершенно вещь, это литература.

Олег Дивов: Тот случай, когда вещь закошена под ребенка, подростка, но читается и взрослым неплохо…

Последний уже вопрос, на закуску, поскольку уже все на самом деле и так понятно. Помоделируем для разнообразия… Вот есть у нас некий постоянный, упертый до безобразия читатель "Абсолютного оружия". Это, скорее всего, некий юнец или же некто, у которого очки шире плеч - он сидит и радуется: "Вот мне бы так"…

Дмитрий Янковский: Отнюдь. Это читатель, точнее - это человек, это даже не читатель, это человек, который привык потреблять некоторые ценности. То есть это человек, который покупает мыло, стиральный порошок, еду… он удовлетворяет какие-то свои потребности…

…и в этом же списке у него стоит две-три книжки "АО" в месяц…

Дмитрий Янковский: … совершенно верно. И читают они, как правило, даже не дома…

…транспортная литература. Он знает, что хочет от нее получить…

Дмитрий Янковский: …абсолютно верно. И ничего плохого в этом-то и нет…

…а я и не говорю, что что-то плохо. Мы моделируем ситуацию. Так есть - и все тут!

Олег Дивов: Зачастую это абсолютно сознательный выбор - "я не хочу, чтобы я проехал свою остановку. Моя жизнь так сложна, дайте мне вот это и жвачки". Так говорят женщины, которые потребляют вот эти покеты кошмарные свои - розовые с амурчиками…

Дмитрий Янковский: Они знают, что это не литература…

Олег Дивов: Они знают, что это - именно жвачка. И слава богу. И всяческие эксперименты в рамках серии "Абсолютное оружие" - они только лишний раз доказывают, что так и надо, что не так идеально продаются хорошие книги, что нужен какой-то средний уровень…

Вот сейчас на ваших глазах Дивов - уже традиционно "маньяк Дивов"…

Олег Дивов: Русский народный маньяк…

Именно! Русский народный маньяк Дивов сделал за меня на самом деле то, что я хотел сделать сам - сформулировать высказывание о жвачке.

Дмитрий Володихин: По-моему, читатель "АО" - это все равно мужчина, причем мужчина, который, как это ни странно, изголодался по войне. Причем он не знает, что это такое.

Олег Дивов: Ну вот на войну его, чтоб он не голодал.

Дмитрий Володихин: Вот ему хочется войны - в любых количествах, любого качества. Причем скорее всего - не зная, что это такое…

Олег Дивов: Вот всех гадов в армию, и желательно - на артиллерийскую технику большой мощности. Чтоб над головой полетало - и на всю жизнь охоту отобьет…

Дмитрий Янковский: Ты еще скажи - под минометный обстрел…

Или просто в "черный" батальон… чтоб веселей жилось…

Дмитрий Володихин: Это немного другое. Желание повоевать все равно останется. А может, оно и полезно - он живет в словесном виде и, может быть, лишний раз не возьмет ствол в руки…

(общие выражения согласия)

Дмитрий Янковский: Вот это та самая сублимация, о которой Геворкян писал…

(испуганно воздевая руки): Стоп! Стоп!!! Пошла кода уже. Прозвучали два шикарных слова - "сублимация" и "жвачка". Кто больше сублимирует и жвачку гонит - мужчины или женщины в фантастике?

Все хором: Одинаково!

Дмитрий Володихин: Одинаково по количеству, и разно - по качеству.

Дмитрий Янковский: У одних жвачка клубничная, а у других с ментолом - вся разница.

Олег Дивов: Так, вот и про ментов началось…

(смех)

(в состоянии, близком к панике): Все! Как говорил Кнышев - "женщины - это те же мужчины, только лучше".

(всеобщий финальный смех)

Дмитрий Володихин(меланхолично): А мужчины - те же женщины, только ЕЩЕ лучше…